Впервые беларусы голосовали за руководителя страны в 1994 году — тогда президентом стал Александр Лукашенко. Так об этом пишут в учебниках, но это не совсем правда. В тот раз состоялись первые всеобщие выборы, но голосование за главу страны происходило и раньше. Именно таким путем депутаты Верховного Совета в 1991 году избрали своим спикером Станислава Шушкевича — первого руководителя независимой Беларуси. А еще ранее, в 1990-м, последним лидером БССР и первым, выбранным беларусами путем голосования, стал Анатолий Малофеев. Теперь о нем помнят разве что ученые, а между тем он попал в историю и по другой причине: Малофеев хотел стать президентом, и впервые именно его сторонники предложили парламенту ввести в Беларуси такую должность. Рассказываем об этом человеке и вспоминаем, как он возглавил республику, почему не смог стать президентом и почему его все забыли. Спойлер: Лукашенко обвинял его в стремлении к диктатуре, но затем сделал одним из своих приближенных.
Интриги и кандидат по кличке «голубой песец»
Анатолий Малофеев родился в 1933 году в Гомеле. Во время войны он был в эвакуации на Урале в России, потом окончил железнодорожное училище и работал слесарем, четыре года служил на флоте. А в следующие десятилетия сделал успешную партийную карьеру: руководил Мозырским горкомом, Гомельским, а с 1985-го — Минским обкомами партии.
Тогда к власти в СССР пришел Михаил Горбачев и вскоре запустил политику перестройки, сопровождавшуюся либерализацией общественной жизни. В 1989-м прошли первые в Союзе выборы на альтернативной основе — на них Малофеев стал народным депутатом СССР.
В марте 1990 года аналогичные выборы прошли и в Беларуси, еще советской республике. Тогда Беларусский народный фронт, крупнейшее оппозиционное движение страны, смог провести в парламент около 30 своих представителей (на 360 мест). Но вообще депутатов, стоящих на демократических позициях, было больше. Летом 1990 года Верховный Совет принял Декларацию о суверенитете БССР, а положение о руководящей роли компартии исключили из Конституции. Тем не менее реальная власть оставалась у Коммунистической партии Беларуси (КПБ) вплоть до августа 1991 года.
На ноябрь 1990-го был назначен очередной, XXXI съезд КПБ. До этого руководители БССР назначались сверху, а теперь — в соответствии с новыми веяниями — их решили выбирать. Пример подсказал Михаил Горбачев — на прошедшем в июле 1990-го XXVIII съезде КПСС его избрали генсеком путем голосования из нескольких кандидатов. Однако Ефрем Соколов, возглавлявший БССР с 1987-го в качестве первого секретаря компартии, понимал, что теряет контроль над ситуацией и может проиграть голосование. Съезд это подтвердил.
«Рассматривая его (Соколова. — Прим. ред.) личные качества, а также в целом работу руководящего партийного ядра, делегаты съезда одних критиковали за сокрытие масштабов чернобыльской катастрофы, других за излишества в быту, корыстное использование служебного положения, нравственную ущербность, третьих — за узость мышления, оглоблевую логику, некомпетентность», — писал о съезде журналист Александр Симуров. Соколов понял, что никаких шансов на избрание у него нет. Тогда он окончательно решил не участвовать в выборах и ушел на пенсию.
Главным претендентом на победу был Анатолий Малофеев, потому что его поддерживала Москва — и на это был комплекс причин. Чиновник хорошо зарекомендовал себя на прошлых местах. Работая в Мозыре, ездил на стройки и лично проверял качество кладки мостовых, следил не только за строительством заводов, но и жилья. Хороших показателей под его руководством добилась и Гомельская область. Но самое главное, что кандидатура Малофеева как руководителя БССР была «на столе» еще с 1987-го, когда на повышение в Москву уходил тогдашний глава БССР Николай Слюньков. По некоторым данным, он рекомендовал после себя именно этого чиновника. Тогда в Кремле все же остановились на Соколове. Но за три года Малофеев не разочаровал, не позволил усомниться в своей верности партийному курсу, а потому к его кандидатуре вернулись вновь.
Внезапно на съезде появился Владимир Бровиков. Еще недавно он был высокопоставленным чиновником — вторым секретарем беларусской компартии (1978−1983) и главой правительства БССР (1983−1986). Затем его отправили послом в Польшу, а после того как в начале 1990 года он на двух партийных пленумах выступил с критикой Горбачева — и вовсе в отставку. У многих коммунистов, которые были разочарованы действиями генсека, позиция Бровикова вызвала уважение. Поэтому на съезде часть делегатов предложила избрать его первым секретарем и принять отдельный от КПСС устав компартии Беларуси. Забегая вперед, скажем, что последнее не удалось.
«Большасьць дэлегатаў палічыла, што такі статут паставіць пад сумнеў непарушную еднасць камуністычнай партыі Савецкага Саюзу і, барані Божа, выкліча падазрэнні ў сэпаратызме. Праз некалькі месяцаў камуністы кусалі локці — яны не маглі абскардзіць забарону КПБ-КПСС, бо адсутнасць уласнага статуту рабіла іх усяго толькі філіялам маскоўскай арганізацыі, якая спыніла існаванне. Хаця зразумела, што той партыі не ўратавалі б і самыя дасканалыя статуты», — писал тогдашний депутат парламента БССР Сергей Наумчик.
Появление Бровикова и его удачное выступление на съезде вызвало панику у сторонников Малофеева и представителя Москвы Александра Дзасохова. Последний был членом Политбюро (высшего коллективного органа КПСС) и был направлен в Минск, чтобы проконтролировать, как пройдет съезд, а при необходимости вмешаться в его ход.
Тогда начались интриги. У Бровикова решили оттянуть голоса и выдвинули против него первого секретаря Витебского обкома партии Владимира Григорьева. Накануне тот снял свою кандидатуру, но назавтра «внезапно» передумал, вызвав шутки среди коллег. Когда у еще одного претендента, первого секретаря Гродненского обкома партии Владимира Семенова, который отказался баллотироваться, спросили, остается ли он при своем мнении, тот иронично ответил: «Я за одну ночь своих решений не меняю».
Подчиненные Григорьева рассказывали журналисту Симурову, что их начальник был самовлюбленным человеком, на первом месте у которого был внешний вид: «„Вы знаете, как он начинает рабочий день?“ — спрашивали у меня. Потом следовал рассказ: час проводит у парикмахера — бритье, компресс, массаж, подсинивание и укладка волос… Вы думаете, зря в народе за такую прическу за ним закрепилась кличка „голубой песец“?»
Кроме выдвижения Григорьева, применялись и другие методы: Бровикова убеждали снять кандидатуру, вели переговоры с другими делегатами. По поручению Москвы этим, среди прочих, занимался и премьер-министр Вячеслав Кебич.
В итоге план удался: Бровиков набрал 293 голоса, а Малофеев — 378, он и стал главой БССР. Но причина такого результата не только в интригах и подковерной борьбе. Как писал исследователь Александр Федута, «Бровиков казался тогда радикалом-консерватором, готовым на ссору с Москвой ради идеологических постулатов. Малофеев же хотя Горбачева и недолюбливал, но сжился с идеей лояльности к союзному центру, что гарантировало обкомам, по крайней мере, покой».
Идея президентства
Выбор нового руководителя БССР оказался крайне неудачным. «Ужо наколькі першы сакратар ЦК Яфрэм Сакалоў здаваўся дагматыкам, але <…> Анатоль Малафееў выглядаў ідэалагічным выкапнем. <…>. [Ён] увасабляў у сабе ўсё самае дагматычнае і коснае, што было ў камуністычным партыйным апараце. У поўнай гармоніі з ідэалагічнымі перакананнямі было і ягонае аблічча — грузная фігура, нейкі цяжкі погляд. Я не памятаю на ягоным твары хоць бы ценю ўсьмешкі», — вспоминал Сергей Наумчик. Малофеев имел репутацию крайнего консерватора и догматика, не готового к переговорам с оппонентами.
Между тем ситуация в экономике все более ухудшалась. 3 апреля 1991 года в Минске из-за резкого одномоментного повышения цен начались протесты рабочих. На следующий день в центр города вышли около 100 тысяч человек, требуя вернуть прежние цены. Затем появились и политические требования: запрет партийных ячеек на предприятиях и проведение новых выборов в парламент. Протесты продолжались почти весь месяц. 24 и 25 апреля 1991 года беларусы блокировали крупнейший в стране оршанский железнодорожный узел, отрезав бóльшую часть СССР от Европы. Требование оршанцев совпадали с позицией минчан. Под угрозой силового разгона забастовка прекратилась, но напряжение в обществе сохранилось.
Рецептов, как исправить ситуацию, у Малофеева не было. Согласно решению XXXI съезда КПБ — того самого, где его избрали руководителем — следовало развивать рынок на базе общественной собственности. Но одно противоречило другому, а значит, было невыполнимо. Поэтому, выступая в Москве, новый глава БССР откровенно предлагал самый «простой» способ усмирить недовольных — ввести чрезвычайное положение (как будто оно могло решить проблему пустых полок).
За словами перешли к делу. 21 мая на очередную сессию собрался Верховный Совет. К этому времени ЦК КПБ подготовил пакет законопроектов. Часть была посвящена преобразованиям в экономике. Но также был поднят вопрос правового режима чрезвычайного положения и внезапно — введения поста президента Беларуси с предложением выбрать его тут же, на сессии.
Тогда многим казалось, что идея президентства была выдвинута под Кебича, потому что, согласно одному из проектов, занять эту должность мог только народный депутат БССР: Кебич им был, а Малофеев — нет. Но, как писал Сергей Наумчик, Малофеев был нардепом СССР, и парламентское большинство при голосовании могло легко внести в проект соответствующие поправки.
Кроме того, Кебич, как член Бюро компартии СССР, подчинялся Малофееву, а совсем недавно работал на него на партийном съезде. Представить, что премьер решится на самостоятельную игру в обход начальника, в той системе было невозможно. Кроме того, президентство тогда вводилось в большинстве советских республик, и всюду на этой должности оказывались руководители местных компартий. Именно поэтому они и остались у власти после распада СССР. Словом, было вполне ясно, что президентский пост предназначался именно для главы КПБ.
«Первый секретарь ЦК Малофеев рассчитывал стать на этой сессии президентом, ввести в Беларуси чрезвычайное положение и „навести в республике порядок“. Иными словами, решительно покончить с оппозицией, возможно, заодно сместить [премьер-министра Вячеслава] Кебича и приструнить умеренных реформаторов», — констатировал Федута.
Лукашенко против диктатуры
Эту программу могло поддержать руководство беларусской компартии, которое таким образом возвращало себе полноту власти и, как ему казалось, решало экономические проблемы. Однако предложенная перспектива не устраивала ни Оппозицию БНФ (фракция БНФ и его союзников в парламенте), ни демократов, ни даже часть депутатов-коммунистов, почувствовавших свое влияние в стенах Верховного Совета. В том числе и Александра Лукашенко. 25 мая 1991 года в «Народной газете» (тогда самом популярном издании страны) появилась его статья «Диктатура: беларусский вариант?», в которой он резко раскритиковал предложенную ЦК КПБ программу, в которую входили и названные выше законопроекты.
«Программа <…> противоречива, идея рынка в ней дискредитируется и исключается методами ее реализации.
<…>. Где свобода предпринимательства? Где свобода установления цен? Голого администрирования мы уже наелись, когда зафиксировали цены в сельском хозяйстве и превратили эту отрасль в ничто.
<…>. Экономический популизм. Зарплату увеличим в два раза. Всех защитим (правда, неизвестно, от кого?). Кстати, за счет чего? За счет падения производства, за счет десятков тонн не подкрепленных товарами „пустых“ денег? К чему это ведет?
Явно к инфляции, к нищете. Если это попытка погасить массовое недовольство и протянуть на своих должностях несколько лет — тогда понятно. Если это политика, то, я считаю, она антинародная.
<…>. Да, сегодня крестьяне не бастуют. Они поставлены в такие условия, что бастовать не могут. Поэтому та политика, которая долгие годы проводится, привела к обнищанию деревни. В программе же ни слова нет о частной собственности на землю наравне с государственной.
<…>. Мораторий па повышение розничных цен ставит крест на либерализации цен. <…>. А в завершение: в целях повышения исполнительской дисциплины (непонятно, какой исполнительской дисциплины?) и ответственности предоставить Совмину право чрезвычайных мер: назначать и смещать руководителей министерств, ведомств, исполнительных органов власти, предприятий и организаций.
<…>. Вывод один: налицо беларусский вариант диктатуры в экономике и в политике.
<…>. Снова и снова убеждаюсь, что, решившись шесть лет назад на перестройку и демократизацию общества, надо было начинать с людей, душой и сердцем поддержавших новое. А мы хотели совершить перемены руками тех, кто довел страну до ручки. Увидев, чем грозит это новое, сегодня они, используя трудности и хаос, которые сами же и создали (ведь смотрите: у нас в Беларуси нет нигде у руководства новых сил, везде кадры тех „золотых“ лет), убеждают своей пропагандой, что к этому привели демократы».
Статья Александра Лукашенко «Диктатура: беларусский вариант?» («Народная газета». 1991. 25 мая, цитируется по книге Александра Федуты «Лукашенко. Политическая биография»)
Но то были дискуссии в печати. В июне 1991 года предложенные идеи стали обсуждаться в парламенте. Сперва власти попытались принять законопроект «О правовом статусе чрезвычайного положения». Это вызвало негативную реакцию.
«Няма тут ніякай сацыяльнай абароны людзей, закон будзе выкарыстоўвацца для націску адной палітычнай сілы на іншыя», — говорил депутат от БНФ Игорь Пырх. «Тое, што можа ўводзіцца асаблівая форма кіравання, што могуць адмяняцца ўсе законы, магчыма толькі пры антыдзяржаўным перавароце; такое робяць людзі, якія сілай захапілі ўладу альбо не могуць больш кіраваць у адпаведнасці з дзяржаўнымі законамі», — добавлял его коллега Валентин Голубев.
С ними был солидарен и Лукашенко: «Простите, товарищи, но я за этот законопроект голосовать не буду. Меня сюда люди выбирали не для того, чтобы я голосовал за законы, по которым людей завтра посадят в тюрьму».
Оппозиция активно работала в кулуарах и убеждала сомневающихся, и это дало результат. В итоге «за» проголосовали 158 человек, а надо было 173 — не хватило всего 15 голосов. Закон не был принят.
Тогда власти вынесли на рассмотрение законопроект о президентстве. БНФ выступил против. «Мы былі перакананыя, што ўвядзенне пасады прэзідэнта <…> прывядзе да празмернай канцэнтрацыі ўлады ў адных руках і непазбежна скончыцца дыктатурай. Але калі наконт закону аб надзвычайным становішчы мы маглі знайсці саюзнікаў сярод „нейтральных“ дэпутатаў, дык з прэзідэнцтвам было цяжэй. Ды што казаць — проста безнадзейна», — вспоминал Наумчик. По его словам, введение президентства поддерживал тогдашний первый вице-спикер Станислав Шушкевич, с этим институтом власти связывали свое будущее Геннадий Карпенко и Виктор Гончар — популярные политики того времени.
Большинство депутатов тогда, в июне 1991 года, высказалось за президентство, однако их голосов не хватило, чтобы ввести его сразу и избрать Малофеева на сессии (точные цифры в исследованиях того времени мы не нашли). Это позволило не допустить авторитаризма на тот момент. Однако само предложение ввести пост президента таким образом было вброшено в общественное сознание и всплыло через несколько лет — им и воспользовался Лукашенко, чтобы прийти к власти.
Изгнание с трибуны и служба Лукашенко
Как сложилась дальнейшая судьба Анатолия Малофеева? После неудачной попытки стать президентом он остался на посту первого секретаря беларусской компартии. В августе 1991 года случился путч: группа высших руководителей СССР, стремясь сохранить его коммунистический характер, попыталась сорвать подписание нового союзного договора, который должен был реформировать страну.
Несмотря на все попытки демократов, добиться созыва сессии беларусского Верховного Совета они смогли лишь 24 августа, когда путчисты уже проиграли. Главной задачей оппозиции теперь было придание Декларации о государственном суверенитете Беларуси (ее приняли еще в 1990-м) статуса конституционного закона. Это означало провозглашение независимости Беларуси. В первый день это сделать не удалось. А 25 августа на трибуну вышел глава БССР, который поддерживал ГКЧП (госкомитет по чрезвычайному положению, придуманный путчистами). И даже когда само руководство ЦК КПСС осудило путч после его провала, Малофеев продолжил высказываться в его поддержку.
«Ён не быў дэпутатам Вярхоўнага Савета БССР, але быў народным дэпутатам СССР і таму, паводле рэгламенту, меў права на выступ. Пасля выступу [двух дэпутатаў] <…>, калі абвінавачанні ў бок камуністаў дасягнулі, як яму падалося, гранічнай мяжы, ён устаў з „урадавага сектару“, па-камандзірску даў пальцам знак [спікеру Мікалаю] Дземянцею (маўляў, зараз буду выступаць) і пайшоў да цэнтральнай трыбуны. Малафееў ішоў як гаспадар — павольна, з адчуваньнем уласнай перавагі. Але не дайшоў. Першай на трыбуне апынулася [дэпутат] Галіна Сямдзянава і загарадзіла сабой мікрафон. Мы паўскоквалі з месцаў <…> і атачылі Малафеева, крычалі ў твар: „Пайшоў вон!“» — вспоминал Наумчик.
Малофеева согнали с трибуны. Этот эпизод стал сильнейшим психологическим ударом для коммунистической номенклатуры, которая потеряла своего лидера. Спикер Дементей огласил получасовую паузу в заседании, после чего объявил о своей отставке. Его место занял его первый заместитель Станислав Шушкевич. После этого вынесенные демократами предложения стали приниматься одно за другим. И в тот день Беларусь де-юре стала независимой страной.
Любопытно, что годы спустя Малофеев доказывал, что создание ГКЧП — это преступление против партии, он это не поддерживал, а все обвинения в его адрес якобы придумала оппозиция.
После путча деятельность компартии в СССР запретили (в Беларуси — приостановили). Будь Малофеев президентом, он сохранил бы власть, а так остался без работы. Вчерашнего главу республики трудоустроили на второразрядную должность в аппарат Совета министров. В политику он вернулся в 1995-м, став депутатом нового парламента Верховного Совета XIII созыва.
В следующем году экс-глава БССР поддержал референдум, инициированный Александром Лукашенко. Тот вынес на голосование новый вариант Конституции, дававший ему неограниченную власть. После оглашения сфальсифицированных результатов референдума Лукашенко распустил Верховный Совет и создал из части лояльных ему депутатов Палату представителей. Туда вошел и Малофеев, который стал ее первым спикером (1996−2000). Обвинения в диктатуре со стороны Лукашенко были забыты — тем более что тот сам реализовывал диктаторские идеи на практике.
Кстати, тогдашняя коммунистическая партия, восстановленная в 1993 году, выступила против организованного Лукашенко конституционного госпереворота и ушла в оппозицию. В 1996-м Малофеева из нее исключили за нарушение устава.
Следующие четыре года чиновник работал в Палате представителей 2-го созыва, где был председателем комиссии по международным делам и связям с СНГ (тот состав был избран тоже с фальсификациями, оппозиция выборы бойкотировала). В 2004—2008 годах Малофеев входил в Совет Республики и был главой комиссии по региональной политике и местному самоуправлению. А затем ушел на «заслуженный отдых» и — в отличие от оппонентов Лукашенко, которых тот лишил нормальной пенсии — получал высокие выплаты «за особые заслуги». Причем долго: умер бывший коммунист в возрасте 88 лет — 19 января 2022 года.
Читайте также
